Рог Дагота [= Конан-разрушитель; Разрушитель ] - Роберт Джордан

Наконец в приемном зале она увидела стоящего Бомбатту, пыльного, пропахшего потом, держащего в руке свои черный шлем, и Дженну, бережно прижимавшую к груди что-то завернутое в грязную тряпку, бывшую некогда тонкой белой шерстью.

Тарамис едва заметила высокого воина. Все ее внимание было обращено на измученную дорогой девушку.

— Ну? Он у тебя? — прошептала она, медленно подходя к ней. — Ради всего, что есть священного в этом мире, скажи — он у тебя?

Дженна неуверенно протянула вперед сверток. Она еле стояла на ногах; но принцессе было не до таких мелочей.

Верховный жрец уже был здесь. В его руках сверкала золотая чаша.

— Положи сюда То, Что ты принесла, дитя, — сказала Тарамис.

Сначала в руках Дженны багровым светом полыхнуло Сердце Аримана. Тарамис затаила дыхание. Грязные тряпки упали на пол, и в руках Дженны засверкал Рог Дагота.

Он тоже занял свое место в золотой чаше на хрустальной подставке. Принцессе пришлось побороться с искушением дотронуться до него, хотя она прекрасно знала, что такое прикосновение означало бы верную гибель для каждого, кроме Дженны. Пока что. Чуть позже он будет доступен только ей — возлюбленной Дагота.

С явным усилием Тарамис закрыла чашу и протянула ее Верховному Жрецу:

— Возьми ее и храни как зеницу ока.

Когда жрец, поклонившись, вышел, она позволила себе обратить внимание на Дженну и Бомбатту. Девушка вдруг непроизвольно почесалась.

— Где служанки из купальни? — строгим голосом спросила Тарамис. — Куда подевались эти глупые девчонки?

Две девушки в белых платьях, с косами, уложенными вокруг головы, вбежали в комнату и упали на колени перед принцессой.

— Госпожа Дженна устала после дальней дороги. Ее нужно выкупать и сделать ей освежающий массаж. Разотрите ее благовонными маслами и оденьте соответственно сегодняшнему случаю.

Дженна устало, но тепло улыбнулась подбежавшим к ней девушкам.

— Я так рада вас видеть. Кажется, целую вечность я не мылась в нормальной ванне. А где Ания и Лиела?

Девушки побледнели, и Тарамис поспешила прервать затянувшееся молчание.

— Они приболели, девочка. Ты увидишь их позже. Отведите ее в ванную. Вы что, не видите, что она вот-вот упадет?

Проводив их глазами, Тарамис обернулась к Бомбатте.

— Дело сделано, — гордо заявил он, но в его голосе мелькнуло что-то, заставившее ее нахмуриться. Ее мысли заметались, выискивая то, что могло остаться невыполненным.

— Этот вор. Он мертв?

— Мертв.

— Ты, сам вонзил меч в его сердце?

— Нет, но…

Ладонь принцессы, взлетев, со звонким хлопком опустилась на изувеченную щеку.

— Когда Рог окажется в Ее руках, — процитировала она древний Свиток, — вор с голубыми глазами должен умереть. Пока он жив — опасность выглядывает из-за его плеча и смерть висит на кончике его клинка. Ты что, забыл что написано в Свитке?

— Этот варвар похоронен едва ли не под целой горой, обрушенной на его голову.

— Идиот. Если ты сам не видел его бездыханное тело… Я не могу позволить себе ни единого шанса на неудачу. Поднимай стражу по общей тревоге. Всех! Всех до единого!

— Из-за одного-то ворюги, который уже наверняка мертв?

— Делай, что приказано! — холодно скомандовала она. — Чтобы мышь не проникла во дворец, не наткнувшись на острие копья.

Не дожидаясь ответа, она вышла из зала. Рог! Наконец-то он принадлежит ей. И если пока что она не может прикоснуться к нему, то, по крайней мере, любоваться им — теперь в ее власти.

* * *

Шадизар называли Городом Дьявола, и мало что могло удивить или заинтересовать его жителей, которые уже повидали, казалось, все, что только может случиться под небесами. Но даже они, расступаясь, опасливо давали проехать четырем всадникам, с первыми сумерками вступившими в город. Их лошади еле дышали, сами они казались утомленными тяжелой и опасной дорогой, но что-то в их глазах и особенно в сапфировых зрачках ехавшего впереди черноволосого гиганта заставляло даже видавших виды городских стражников отводить глаза, чтобы не встретиться с ними взглядом.

Неподалеку от дворца Конан знал небольшую конюшню, владельцу которой и были вручены их измученные животные.

Прежде чем Конан успел броситься бегом ко дворцу, Акиро поймал его за рукав:

— Постой-ка, мой юный друг. Неплохо бы составить план.

Киммериец даже не притормозил. Акиро продолжал висеть на его руке, часто перебирая ногами. Малак и Зула следовали рядом.

— Времени нет на болтовню, — огрызнулся Конан. — Ты что, разве не видишь, где уже солнце?

Наконец в поле их зрения оказался дворец Тарамис. Тяжелые, обитые железом ворота были заперты. Шесть стражников, сверкая наконечниками копий, выстроились перед ними. На стене такие же черные фигуры маячили через каждые два-три шага.

Колдун затолкал Конана обратно в узкий переулок.

— Ну, теперь ты согласен, что нам нужно хорошенько подумать?

Малак нагло схватил с соседнего прилавка апельсин. Лоточник открыл было рот, но, посмотрев внимательно на спутников маленького наглеца, решил промолчать.

— Какой уж теперь план, — не торопясь сказал Конан. — Я должен попытаться спасти ее. Я поклялся сделать это. Но тут и дураку ясно, что ничего не выйдет. Нас всех прибьют, как только мы туда сунемся. Так что давайте лучше прощаться. Вам там делать нечего.

— Я пойду с тобой, — яростно вращая глазами, прохрипела Зула. — Ты спас мне жизнь, и я пойду за тобой до конца, пока не смогу отплатить тебе тем же.

— Вы что, совсем рехнулись? — отчаянно воззвал к ним, Акиро. — Тут и целой армии делать нечего, куда вы лезете?

При этих словах рот лоточника снова широко открылся от удивления.

— Слушай ты, колдун, — донесся голос Малака из-за груды апельсинов. — Ты-то не можешь помочь? Какое-нибудь там заклинание, а?

— Нет проблем. Можно закатать в эти ворота такой огненный шар, что он пробьет их, словно пергамент. Но для этого я должен долго стоять в открытую перед входом, делая магические жесты и громогласно произнося заклинания. Сами понимаете, что кто-нибудь из этих болванов не упустит возможности попробовать на мне остроту своего копья. А вам только и останется, что вступить в бой с парой сотен стражников, если не больше.

Снова подобрав челюсть, но широко раскрыв от изумления глаза, продавец апельсинов почел за благо бежать подальше от этой странной компании.

Проводив его взглядом, Малак сказал:

— Нет, что-то в этой идее не то… Подумать только! Сколько сложностей — и все ради того, чтобы пробраться во дворец. Если учесть то, сколько намучился мой шурин, чтобы выбраться из него.